Глава первая

---

— Том!

Молчание.

— Том!

Никакого ответа.

— И куда мог опять деться этот мальчишка, хотела бы я знать? Том! где ты?

Старушка сдвинула очки на самый кончик носа и, глядя поверх стекол, окинула взглядом комнату; потом она быстрым движением подняла их на лоб и внимательно посмотрела вокруг себя. Никогда в жизни тетя Полли не позволила бы себе смотреть сквозь очки, разыскивая такое ничтожное существо, как сорванца-мальчишку: ведь очки — это была ее гордость, которую она носила не столько ради необходимости — она ничуть не хуже могла бы видеть сквозь две конфорки от плиты — сколько для красоты и для важности.

С минуту старушка казалась озадаченной и затем проговорила не очень сердито, но настолько громко, что ее могла ясно расслышать мебель, бывшая в комнате:

— Ну, подожди! дай мне только поймать тебя, и тогда...

Она не докончила фразы, так как уже успела подойти к кровати и начала шарить под ней половой щеткой так усердно, что скоро запыхалась. Несмотря, однако, на все поиски, под постелью ничего не оказалось, исключая старую кошку, которая выбежала оттуда, по-видимому, очень недовольная, что ее побеспокоили.

— Нет, другого такого отвратительного мальчишки нигде не найти!

Тетя Полли подошла к открытой двери и начала всматриваться в густую зелень картофеля, росшего перед домом на площадке, изображавшей из себя сад. Тома нигде не было видно! Теперь голос тети Полли стал значительно громче, так как был рассчитан на большое расстояние.

— Ау! То-ом!

Легкий шорох, внезапно раздавшийся сзади нее, заставил ее обернуться и притом так удачно, что ей как раз удалось схватить за полу куртки маленького, юркого мальчугана, собиравшегося улизнуть от строгой тетушки.

— Аа! Вот где ты! Жаль, что я с самого начала не заглянула в кладовую! Что ты там делал?

— Я? ничего!

— Ничего? А в чем у тебя запачканы руки и губы?

— Я не знаю, тетя.

— Да? Ну, так я знаю это. Это варенье, негодный мальчишка! Ты забыл, что я тебе говорила? Ты забыл, что я тебя предупредила, что если ты только дотронешься до варенья, то я тебя высеку? Дай-ка ту палочку!

Розга уже взвилась над спиной Тома; казалось, что избежать опасности было невозможно.

— Что это у тебя такое, тетя? Оглянись-ка, тетя!

Тетя Полли испуганно обернулась и невольно поспешила подобрать юбки. В тот же самый момент мальчик одним прыжком очутился у высокого дощатого забора, с быстротой молнии вскарабкался на него и через секунду исчез из вида. Старушка с минуту стояла, совершенно ошеломленная таким оборотом дела, и затем тихо рассмеялась.

— Что поделаешь с этим сорванцом! И как это я до сих пор не могу сделать так, чтобы, не даваться ему в обман? Уж сколько раз он выкидывал такие штуки! Правду говорят люди, что старые дураки самые глупые. Да что же тут и сделаешь, когда что ни день, то у него новые фокусы. О, он хорошо знает, что я умею сердиться, но он также хорошо знает и то, что если ему удастся одурачить меня и убежать или даже рассмешить меня, то я забываю о наказании. Видит Бог, что я не исполняю своего долга и нехорошо поступаю с мальчиком. «Кто любит, тот и наказует», говорится в Библии, а я... Боже мой, стыд и срам покроют меня и Тома, уж это я заранее вижу. Сколько он делает шалостей, но, Господи, ведь он единственный сын покойницы-сестры, и у меня не хватает духа бить его. Каждый раз, когда я спускаю ему, меня мучит совесть, а когда, случается, накажешь его, сердце обливается кровью. Вот и сегодня он уж наверное не вернется домой до вечера, не пойдет в школу и будет бегать по городу. Придется его завтра засадить за работу, хоть и тяжело заставлять его работать в субботу, когда остальные мальчики свободны {В Америке, как и в Англии, по субботам занятий в школах нет.}, но что же делать: я обязана так поступить для его же пользы!

Как и угадала тетя Полли, Том не пошел в школу и не явился к обеду. Он целый день носился по городу, проводя время самым приятным образом. Под вечер он вернулся как раз ко времени, когда должен был помогать маленькому негритенку Джиму колоть дрова на завтрашний день. Это, однако, нисколько не мешало ему рассказывать Джиму о своих приключениях и притом так увлекательно, что Джим успел сделать по крайней мере девять десятых всей работы. Младший брат Тома, вернее, его сводный брат, Сид уже справился с своей работой: щепки и стружки для растопки были собраны и лежали на кухне. Сид был прилежным, тихим мальчиком и нисколько не походил на своего брата-сорванца.

Во время ужина, в течение которого Том при всяком удобном случае то и дело таскал из сахарницы кусочки сахара, тетя Полли начала делать ему очень тонкий и хитрый, как она сама думала, допрос, надеясь выведать от него какое-нибудь признание. Как многие простодушные люди, она воображала, что одарена талантом к самой тонкой и хитросплетенной дипломатии Это наивное заблуждение составляло гордость ее детски-простой души, и самые прозрачные свои ловушки она считала чудесами хитрости и ловкости.

— Том, — сказала она, помолчав, — сегодня в школе было, вероятно, очень жарко?

— Да, тетя.

— Очень жарко?

— Да, тетя.

— А тебе не хотелось пойти выкупаться?

В голове Тома мелькнула мысль — уж не подозревает ли его в чем-нибудь тетя Полли. Он внимательно посмотрел на нее: на ее лице было самое простодушное выражение.

— Н-нет, тетя... т. е. не очень хотелось.

Старушка засунула руку за воротник рубашки Тома и медленно проговорила:

— А теперь тебе уже не жарко, правда?

Схитрив таким образом, тетя Полли была уверена, что ей удалось удостовериться в сухости рубашки своего питомца с такой ловкостью, что об этом не подозревала ни одна душа в мире. Но Том отлично понял, к чему клонится дело, и потому поспешил предупредить дальнейшие попытки хитрой тетушки раскрыть истину.

— Мы, уходя из школы, облили себе головы под насосом; у меня волосы до сих пор еще мокрые — пощупай-ка их!

Тетя Полли осталась очень недовольна, что выпустила из виду такое важное обстоятельство, но ее тотчас же осенила новая мысль.

— Но тебе, Том, для этого, наверное, не понадобилось распарывать воротника у рубашки, который я зашила тебе сегодня утром, правда ведь? Расстегни свою куртку.

С лица Тома исчезли последние следы каких бы то ни было опасений. Он быстрым движением расстегнул куртку: воротник рубашки оказался крепко зашитым.

— Ах, чтоб тебе... Ну, ступай. Я была готова отдать голову на отсечение, что ты купался в двенадцать часов. Ну да хорошо, на этот раз ты вел себя как следует; ты оказываешься лучше, чем это можно думать, но только на этот раз, слышишь, Том! на этот раз!

Тете Полли наполовину было досадно, что все ее уловки оказались напрасными, наполовину же ее радовало, что хоть раз Том случайно вел себя хорошо. Но тут вмешался в дело Сидни.

— Да, тетя! А ведь ты зашивала воротник черными нитками!

— Черными? Нет, кажется, белыми. Ведь белыми, Том?

Но Том не стал дожидаться конца разговора; он вихрем бросился к двери и, крикнув на прощанье Сиду: «Постой, я тебе за это отплачу!» — моментально исчез из комнаты.

Очутившись вне опасности, он посмотрел на две иголки, воткнутые в подкладку куртки; в одну из них была вдета черная, в другую белая нитка.

— Она никогда не заметила бы этого, — проворчал он про себя, — если бы не этот дурак, Сид. И кто ее разберет! Сегодня она зашивает белой ниткой, завтра черной; разве можно запомнить все это? Ну, а Сиду я не спущу, попадись он мне только!

Том далеко не был примерным мальчиком, — но под одной крышей с ним жил такой, и он его знал и презирал самым искренним образом.

Спустя несколько минут наш герой уже забыл о всех своих неприятностях, и не потому, чтобы они были для него менее чувствительны, чем тяжелые минуты, которые приходится переносить взрослому человеку, а потому, что всеми его мыслями овладел новый интерес, точь в точь как это бывает со взрослыми людьми, которые легко забывают прежние огорчения и заботы, раз у них есть ввиду что-нибудь новое, что может заинтересовать их и чем они могут заняться. Этот новый интерес был не что иное, как новый способ свистеть, которому его научил несколько дней тому назад один негр, и который Том хотел во что бы то ни стало изучить в совершенстве. Все дело заключалось в том, чтобы издать отчетливый сильный свист, похожий на щебетанье птицы, прерываемый короткими паузами с прищелкиваниями. Если кто-нибудь из читателей помнит себя мальчиком, то он очень хорошо поймет, что я хочу сказать. Спустя немного времени Том уже отлично напрактиковался и шел вдоль главной улицы города, весело насвистывая и торжествуя в душе. Его настроение было очень похоже на настроение астронома, только что открывшого новую звезду, но я не думаю, чтобы радость последнего по своей силе, глубине и искренности могла сравниться с радостью моего свистуна;

Летние вечера в городке, где жил Том, были длинны; стемнеть еще не успело. Внезапно Том перестал свистеть. Перед ним стоял незнакомый мальчик, который был выше его разве только на какой-нибудь дюйм. Появление нового лица — безразлично какого возраста и пола — было целым событием в бедном, маленьком городке С.-Петербурге {Небольшой город в штате Виргиния.}. А этот мальчик был, кроме того, чисто одет — чисто одет в будний день! Это было непонятно, непостижимо! На нем была надета хорошенькая шапочка; его суконная темно-синяя, застегнутая на все пуговицы, курточка была чиста и сидела точно влитая; на брюках также не было видно ни одного пятнышка. Он был в сапогах — в сапогах, а сегодня была только пятница, следовательно, до воскресенья нужно было еще ждать целых два дня!.. На его шее красовался шелковый галстук. Вся фигура незнакомца носила на себе отпечаток какой-то особенной аккуратности и щеголеватости, и это не могло не задеть Тома. Чем больше он смотрел на этого франта, «негодного выскочку», как он в душе окрестил его, тем безобразнее и потрепаннее казался ему его собственный костюм. В течение нескольких минут оба мальчика молча рассматривали друг друга. Затем Том зашел с другой стороны, незнакомец сделал то же самое. Повертевшись таким образом некоторое время, они остановились друг против друга. Том начал первый:

— А ведь я могу тебя поколотить!

— Попробуй!

— Да, и попробую!

— Много ты можешь сделать!

— Чтобы вздуть тебя, силы хватит!

— Нет, не хватит!

— Хватит!

— Говорю тебе, нет!

— А я говорю, что да!

— Нет!

Наступила короткая пауза. Собравшись с мыслями, Том опять начал:

— Как тебя зовут?

— Это не твое дело!

— Я тебе ужо покажу, как это не мое дело!

— Ну, покажи!

— Будешь много разговаривать, так и покажу!

— И буду разговаривать. Ну, подойди!

— Ты, кажется, воображаешь, что очень умен! Обезьяна! Я бы мог тебя отколотить, если бы мне даже привязали к спине одну руку. Стоит мне только захотеть.

— Да почему же ты не начинаешь? Ты только грозишься, а подойти, небось, боишься!

— И подойду, если ты мне слишком надоешь!

— Да, как же! Говорить-то не трудно, а сделать — так сейчас на попятный!

— Настоящая ты обезьяна! Ты думаешь, что очень красив? Ха, вот так шапка!

— Не смотри на нее, если она тебе не нравится, а то сбей ее с мой головы! Ну, попробуй! но только знай, что тому, кто это сделает, будет плохо!

— Хвастун, лгунишка!

— Ты сам хвастун!

— Болтун! Видно боишься, что получишь на орехи!

— Ну, сунься! Что же ты?

— Подожди только, если ты меня выведет из терпения, то я разобью тебе голову камнем!

— Еще бы! Попробуй только бросить.

— И брошу!

— Так чего же ты ждешь? Ну, бросай! Что, боишься видно?

— Нисколько не боюсь!

— Боишься, боишься!

— Нет, не боюсь!

— Врешь, боишься!

Наступила новая пауза; оба противника опять закружились друг около друга. Вдруг они очутились рядом, плечо к плечу, и Том слегка подтолкнул своего врага.

— Убирайся прочь отсюда!

— Можешь сам убраться!

— Я не уйду!

— А я уж и подавно!

Стоя друг около друга и опираясь одной ногой в землю, оба начали изо всех сил напирать друг на друга, но силы оказались равными: ни один не уступил другому. Наконец, разгорячившись и раскрасневшись, оба, точно по уговору степенно отклонились друг от друга, и Том с угрозой в голосе обратился к своему сопернику:

— Ты трус и обезьяна. Я скажу своему старшему брату, и он тебя одним мизинцем изобьет так, что ты не встанешь с места!

— Ужасно я боюсь твоего брата! Мой брат еще больше и сильнее твоего; стоит ему дунуть, и твой брат перелетите через тот забор! (Оба брата существовали только в воображении обоих противников).

— Ты врешь!

— А ты-то почему можешь это знать?

Том провел ногой черту на земле.

— Перейди только сюда, и я тебя так отколочу, что ты не отличишь своего отца от старой колокольни!

Незнакомец, не задумываясь, тотчас же перешел черту.

— Ну, теперь подходи; довольно тебе хвастаться!

— Смотри, не раздражай меня, а то тебе будет плохо!

— Да что ты только разговариваешь? Чего ты не подходишь?

— Ей-богу, поколочу тебя за два цента!

Незнакомый мальчик моментально вынул из кармана две медные монеты и сунул их под самый нос Тому. Том одним ударом выбил их из его рук, и в следующий же момент оба валялись в пыли, крепко вцепившись друг в друга, царапая друг друга, точно кошки, разрывая в клочки платье и покрывая себя грязью и славой. Несколько минут спустя, бесформенный комок начал принимать некоторые более правильные очертания, и в облаке пыли начала выделяться фигура Тома, сидящего верхом на своем противнике и награждающего его обильными колотушками.

— Кричи: довольно!

Но мальчик упорно молчал, стараясь освободиться из-под насевшего на него Тома, и плача от боли и злости.

— Кричи: довольно! — повторил Том, продолжая барабанить кулаками по спине побежденного.

Наконец, незнакомый мальчик невнятно пробормотал: — «довольно!» и Том медленно слез с побежденного врага.

— Что, получил? Другой раз смотри, к кому пристаешь! — сказал он на прощанье.

Потерпевший поражение стрелой пустился по улице, обчищая себя на бегу от пыли. По временам он оборачивался назад, грозил кулаками и кричал Тому, что отплатит ему, когда ему «опять удастся поймать его». Но Том в ответ на все угрозы только хохотал и пошел дальше, очень веселый по случаю только что одержанной победы. Но едва он повернулся спиной к убегавшему неприятелю, как последний поднял камень, бросил его в Тома и, попав ему между лопаток, помчался дальше по улице. Том обернулся и погнался за коварным изменником, но, не догнав его, видел, как тот скрылся в свой дом. Он подошел к садовой решетке и стал вызывать врага на новый поединок, но тот отвечал ему из окна одними гримасами. Наконец, вышла мать избитого мальчика, обругала Тома злым, негодным мальчишкой и прогнала его вон. Том поневоле должен был уйти, но не переставал ворчать себе под нос, что еще проучит «эту обезьяну».

Он вернулся домой только поздно вечером и, осторожно влезая в окно, наткнулся на засаду в лице тети Полли, которая при виде его изорванного и испачканного платья окончательно и бесповоротно решила засадить своего питомца на другой день, в субботу, за самую тяжелую работу.

---

Глава 1. «Приключения Тома Соейра» Марк Твен

« Книга

Глава 2 »